Неточные совпадения
Чисто одетая молодайка, в калошках на босу
ногу,
согнувшись, подтирала пол в новых сенях.
Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную голову, и она вся
сгибалась и падала с дивана, на котором сидела, на пол, к его
ногам; она упала бы на ковер, если б он не держал ее.
Помолчали. Макаров сидел
согнувшись, положив
ногу на
ногу. Клим пристально посмотрел на него и спросил...
Кочегар остановился, но расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он стоял в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже упал грудью на снег, упал не
сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул
ноги и зарыл лицо в снег.
«И это жизнь», — мысленно воскликнул он,
согнувшись, возясь с
ногой, выпачкал пальцы и, глядя на них, увидел раздавленного Диомидова, услышал его крик...
Климу стало неловко. От выпитой водки и странных стихов дьякона он вдруг почувствовал прилив грусти: прозрачная и легкая, как синий воздух солнечного дня поздней осени, она, не отягощая, вызывала желание говорить всем приятные слова. Он и говорил, стоя с рюмкой в руках против дьякона, который,
согнувшись, смотрел под
ноги ему.
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он сидел среди комнаты на стуле,
согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив пальцы в растрепанные волосы; у
ног его лежала измятая, выгоревшая на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
Клим видел, что Макаров,
согнувшись, следит за
ногами учителя так, как будто ждет, когда Томилин споткнется. Ждет нетерпеливо. Требовательно и громко ставит вопросы, точно желая разбудить уснувшего, но ответов не получает.
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую руку, Самгин видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он
согнулся пополам, сел и так осторожно вытянул длинные
ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на
ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.
Человек дошел до угла, остановился и,
согнувшись, стал поправлять галошу, подняв
ногу; поправил, натянул шляпу еще больше и скрылся за углом.
Повар, прижав голову к левому плечу и высунув язык, не
гнулся,
ноги его были плотно сжаты; казалось, что у него одна
нога, она стучала по ступеням твердо, как
нога живого, и ею он упирался, не желая спуститься вниз.
Его длинные
ноги не
сгибаются, длинные руки с кривыми пальцами шевелятся нехотя, неприятно, он одет всегда в длинный, коричневый сюртук, обут в бархатные сапоги на меху и на мягких подошвах.
Нехаева
согнулась, вышвыривая
ногою из-под стола желтенькие книжки, и говорила под стол...
Пока они спорили, человек в сюртуке, не
сгибаясь, приподнял руку Тоси к лицу своему, молча и длительно поцеловал ее, затем согнул
ноги прямым углом, сел рядом с Климом, подал ему маленькую ладонь, сказал вполголоса...
Она замолчала и грустно задумалась. Тушин, сидя,
согнулся корпусом вперед и, наклонив голову, смотрел себе на
ноги.
Лишь только завидит кого-нибудь равного себе, сейчас колени у него начинают
сгибаться, он точно извиняется, что у него есть
ноги, потом он быстро наклонится, будто переломится пополам, руки вытянет по коленям и на несколько секунд оцепенеет в этом положении; после вдруг выпрямится и опять
согнется, и так до трех раз и больше.
Ноги он ставил так, как будто они у него вовсе не
сгибались в коленях, руки скруглил, так что они казались двумя калачами, голову вздернул кверху и глядел на нас с величайшим презрением через плечо, очевидно, гордясь недавно надетым новым костюмом и, может быть, подражая манерам кого-нибудь из старшей ливрейной дворни.
Походка его тоже была несколько развихлянная и странная, и я догадался, что незнакомый мальчик подражал именно его движениям:
ноги его тоже плохо
сгибались, а руки скруглялись в локтях.
Это был высокий, сухой и копченый человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице
согнувшись, странно качаясь, и молча, упорно смотрел в землю под
ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.
Саша встал, расстегнул штаны, спустил их до колен и, поддерживая руками,
согнувшись, спотыкаясь, пошел к скамье. Смотреть, как он идет, было нехорошо, у меня тоже дрожали
ноги.
Встряхнув кудрями, он
сгибался над гитарой, вытягивал шею, точно гусь; круглое, беззаботное лицо его становилось сонным; живые, неуловимые глаза угасали в масленом тумане, и, тихонько пощипывая струны, он играл что-то разымчивое, невольно поднимавшее на
ноги.
Здесь же, положив
ногу на
ногу, немного
согнувшись с шитьем в руках, сидит Тамара, тихая, уютная, хорошенькая девушка, слегка рыжеватая, с тем темным и блестящим оттенком волос, который бывает у лисы зимою на хребте.
Дремота начала овладевать мною, коленки постепенно
сгибались, наконец усталость одолела меня, я сам не помню, как сползли мои
ноги, я присел в углу и крепко заснул.
Голос у него вздрогнул, взвизгнул и точно переломился, захрипел. Вместе с голосом он вдруг потерял свою силу, втянул голову в плечи,
согнулся и, вращая во все стороны пустыми глазами, попятился, осторожно ощупывая
ногами почву сзади себя.
Она пошла, опираясь на древко,
ноги у нее
гнулись. Чтобы не упасть, она цеплялась другой рукой за стены и заборы. Перед нею пятились люди, рядом с нею и сзади нее шли солдаты, покрикивая...
Усталая, она замолчала, оглянулась. В грудь ей спокойно легла уверенность, что ее слова не пропадут бесполезно. Мужики смотрели на нее, ожидая еще чего-то. Петр сложил руки на груди, прищурил глаза, и на пестром лице его дрожала улыбка. Степан, облокотясь одной рукой на стол, весь подался вперед, вытянул шею и как бы все еще слушал. Тень лежала на лице его, и от этого оно казалось более законченным. Его жена, сидя рядом с матерью,
согнулась, положив локти на колена, и смотрела под
ноги себе.
Сердце стукнуло так, что прутья
согнулись. Как мальчишка, — глупо, как мальчишка, попался, глупо молчал. И чувствовал: запутался — ни рукой, ни
ногой…
Рослый, патлатый Арчаковский кружил вокруг себя маленькую, розовенькую младшую Лыкачеву, слегка
согнувшись над нею и глядя ей в пробор; не выделывая па, он лишь лениво и небрежно переступал
ногами, как танцуют обыкновенно с детьми.
Но когда Тарас пристрелил сына, повар, спустив
ноги с койки, уперся в нее руками,
согнулся и заплакал, — медленно потекли по щекам слезы, капая на палубу; он сопел и бормотал...
Сидела она около меня всегда в одной позе:
согнувшись, сунув кисти рук между колен, сжимая их острыми костями
ног. Грудей у нее не было, и даже сквозь толстую холстину рубахи проступали ребра, точно обручи на рассохшейся бочке. Сидит долго молча и вдруг прошепчет...
В Перми, когда их сводили на берег, я пробирался по сходням баржи; мимо меня шли десятки серых человечков, гулко топая
ногами, звякая кольцами кандалов,
согнувшись под тяжестью котомок; шли женщины и мужчины, старые и молодые, красивые и уродливые, но совсем такие же, как все люди, только иначе одетые и обезображенные бритьем.
Я полагал, что кости их сокрушатся: то сей
гнется, то оный одолевает, и так несколько минут; но наконец Ахилла сего гордого немца сломал и, закрутив ему
ноги узлом, наподобие как подают в дворянских домах жареных пулярок, взял оные десять пудов да вдобавок самого сего силача и начал со всем этим коробом ходить пред публикой, громко кричавшею ему „браво“.
Это пришел Туберозов. Варнаве в его сарае слышно, как под крепко ступающими
ногами большого протопопа
гнутся и скрипят ступени ветхого крыльца; слышны приветствия и благожелания, которые он выражает Серболовой и старушке Препотенской. Варнава, однако, все еще не выходит и не обнаруживает, что такое он намерен устроить?
Между гряд,
согнувшись и показывая красные
ноги, выпачканные землей, рылись женщины, наклоня головы, повязанные пёстрыми платками. Круто выгнув загорелые спины, они двигались как бы на четвереньках и, казалось, выщипывали траву ртами, как овцы. Мелькали тёмные руки, качались широкие бёдра; высоко подобранные сарафаны порою глубоко открывали голое тело, но Матвей не думал о нём, словно не видя его.
— Не горячись, слышь! — повторял слободской боец, прыгая, как мяч, около неуклюжего парня, и вдруг,
согнувшись, сбил его с
ног ударом головы в грудь и кулака в живот — под душу. Слобода радостно воет и свистит; сконфуженные поражением, люди Шихана нехотя хвалят победителя.
Его радовало видеть, как свободно и грациозно
сгибался ее стан, как розовая рубаха, составлявшая всю ее одежду, драпировалась на груди и вдоль стройных
ног; как выпрямлялся ее стан и под ее стянутою рубахой твердо обозначались черты дышащей груди; как узкая ступня, обутая в красные старые черевики, не переменяя формы, становилась на землю; как сильные руки, с засученными рукавами, напрягая мускулы, будто сердито бросали лопатой, и как глубокие черные глаза взглядывали иногда на него.
За словесностью шло фехтование на штыках, после которого солдаты, спускаясь с лестницы, держались за стенку,
ноги не
гнутся! Учителем фехтования был прислан из учебного батальона унтер-офицер Ермилов, великий мастер своего дела.
Старик тяжело поднялся со стула и, нетвердо ступая босыми
ногами,
согнувшись, ушел из комнаты. Фома посмотрел вслед отцу, колющий холод страха сжал его сердце. Наскоро умывшись, он спешно пошел в сад.
Климков
согнулся, пролезая в маленькую дверь, и пошёл по тёмному коридору под сводом здания на огонь, слабо мерцавший где-то в глубине двора. Оттуда навстречу подползал шорох
ног по камням, негромкие голоса и знакомый, гнусавый, противный звук… Климков остановился, послушал, тихо повернулся и пошёл назад к воротам, приподняв плечи, желая скрыть лицо воротником пальто. Он уже подошёл к двери, хотел постучать в неё, но она отворилась сама, из неё вынырнул человек, споткнулся, задел Евсея рукой и выругался...
— Устала я.
Ноги у меня
гнутся.
Как раз под лампой, среди комнаты, за большим столом, на котором громоздилась груда суконного тряпья, сидело четверо. Старик портной в больших круглых очках
согнулся над шитьем и внимательно слушал рассказ солдата, изредка постукивавшего деревянной
ногой по полу. Тут же за столом сидели два молодых парня и делали папиросы на продажу.
— Да так уж, сейчас видно! — отвечал не без самодовольства Елпидифор Мартыныч. — Коли ты выше его, так падам до
ног он к тебе, а коли он выше тебя, боже ты мой, как нос дерет! Знай он, что я генерал и что у меня есть звезда (у Елпидифора Мартыныча, в самом деле, была уж звезда, которую ему выхлопотала его новая начальница, весьма его полюбившая), — так он в дугу бы передо мной
согнулся, — словом, поляк!..
Русской крестьянин, надев солдатскую суму, встречает беззаботно смерть на неприятельской батарее или, не будучи солдатом, из одного удальства пробежит по льду, который
гнется под его
ногами; но добровольно никак не решится пройти ночью мимо кладбищной церкви; а посему весьма натурально, что ямщик, оставшись один подле молчаливого барина, с приметным беспокойством посматривал на кладбище, которое расположено было шагах в пятидесяти от большой дороги.
Ноги у меня коченели, пальцы рук теряли способность
сгибаться; ощущение холода пронизывало меня насквозь, смешиваясь с тем внутренним холодом, который лежал в глубине души.
Растаптывая пол тяжёлыми ударами
ног, поручик, хлопнув дверью, исчез, оставив за собой тихий звон стекла висячей лампы и коротенький визг Полины. Яков встал на мягкие
ноги, они
сгибались, всё тело его дрожало, как озябшее; среди комнаты под лампой стояла Полина, рот у неё был открыт, она хрипела, глядя на грязненькую бумажку в руке своей.
Стульчиком называются две палочки, всегда из сырого тальника, каждая с лишком аршин длиною, которые кладутся крест-накрест и связываются крепкою бечевкою; потом концы их
сгибаются вниз и также связываются веревочками, так что все четыре ножки отстоят на четверть аршина одна от другой, отчего весь инструмент и получает фигуру четвероножника, связанного вверху плотно; во внутренние бока этих ножек набиваются волосяные силья, расстоянием один от другого на полвершка; в самом верху стульчика, в крестообразном его сгибе, должна висеть такая же приманка, какую привязывают к сторожку плахи; приманка бывает со всех сторон окружена множеством настороженных сильев; зверек, стараясь достать добычу, полезет по которой-нибудь ножке и непременно попадет головой в силок; желая освободиться, он спрыгнет вниз и повиснет, удавится и запутается в сильях даже всеми
ногами.
Икая и рыча, вниз по улице шагал пьяный, размахивая руками,
ноги его неестественно
сгибались, попадая в лужи.
Присел на ларь,
согнулся весь, сухо покашливает, стучит пятками по стенке ларя, а я ему рассказываю речи игумена. И вдруг он вскочил на
ноги, выпрямился весь, как пружина, и заговорил звонко, горячо...
Остановился, жду. А он, ни слова не говоря, как размахнётся палкой на меня! Я вовремя
согнулся, да в живот ему головой; сшиб с
ног, сел на груди, палку вырвал, спрашиваю...
Казалось, что эта
нога у него не
гнулась, а пружинила где-то в мускуле или в суставе.